Следуя замечательному предложению Златолюба, я хотел бы ну если не разобраться с историей книг-игр, то хотя бы дать некоторые свои мысли относительно неё.
Итак, глобально:
Игры зародились раньше книг – хотя бы потому, что для игр не нужна письменность. Но не только поэтому. Первые игры не мыслились без живого участия человека. Кроме того, игра несла на себе определённую культурную нагрузку: выше прыгнул, быстрее пробежал, точнее кинул – ты хороший воин (или подходящий жених). Отсюда оргвыводы.
Или победил в игре «Кто выпьет чашу Властелина и не упадёт под стол». Быть, тебе, значит, новым вождём.
Помимо таких игр-соревнований, позже ИМХО, появились игры на интерес – позже, с развитием денежной системы.
Особняком стоят шахматы, которые, если красиво расписать каждый ход и положение фигур на доске, можно назвать прародителями всех ролевых игр.
Но даже тут игрок – это живой человек. Он не отождествляет себя с фигурами. Наоборот. Ведь с давних пор и до наших дней у слова «пешка» кроме обычного есть и ещё одно значение: «кто-то, кто не имеет своей воли и особой ценности, кем управляют».
И вот появились книги. Вначале, это законы – то есть книги о том, как нужно жить многим реальным людям, а также всякого рода экономические отчёты – то есть книги о том, как живут эти реальные люди языком цифр и предметов.
Далее – жизнеописания отдельных реальных людей.
Далее – мифы, то есть жизнеописания нереальных людей, но ! – это мы сейчас так говорим. Когда мифы создавались, они назывались историей.
И вот, спустя долгие годы, начинают писаться книги о действительно выдуманных персонажах. Но кто они? Те же люди, что и современники авторов этих книг.
Что дало возможность написать эти книги?
1) Научно-Технический Прогресс. Он освободил человека от части труда, дал ему больше свободного времени.
2) Разделение труда. Человек всё больше чувствует себя винтиком в машине. Раньше он сам от начала до конца ковал оружие, шил одежду, пёк хлеб и отвечал за свою работу. И видел её плоды. Теперь серость трудовых будней требует более ярких красок – литературной вытяжки-суррогата.
3) Укрепление государств и более продолжительные перемирия. Когда человек живёт в стране, постоянно находящейся в состоянии войны, то ему нужно очень мало книжек (будем называть книжками все, что написано на чем-либо – для простоты): законы, чтобы знать, как жить в стране, что делать и чего не делать; бухгалтерские книги – военным, чтобы считать войска, крестьянам, чтобы вести хозяйство; сказки – в основном для детей, чтобы уснули, когда есть нечего, а не доставали глупыми вопросами родителей. Когда у гражданина нет страха войны, он охотнее любуется картинами, слушает стихи и читает художественную литературу.
Далее, литература переплетается с мифологией, и получается вымышленный герой – но всё ещё похожий на живого человека – в окружении мифологических персонажей, но ещё в реальном мире. Затем мир становится выдуманным, и герой – всё менее похожим на реального простого человека.
То, о чём писал Дмитрий Юрьевич Браславский – «…вот если бы я был на месте главного героя…» – зародилось намного, намного раньше книг и игр вообще. Сын, глядя на отца, воин – на полководца, крестьянин – на царя, думали примерно те же слова. Эти размышления органично перенеслись на художественную литературу. Здесь им был дан простор.
Итак, в какой-то момент, при благоприятных историко-политических реалиях сошлись 3 составляющих:
1) Устоявшаяся система генерации случайных чисел – кубики;
2) Падение у человека уровня целостности, падение ощущения контроля над своей судьбой. И, как следствие этого
2.1) Большой объем художественных произведений с элементами мифологии, востребованный читателями;
2.2) Острое желание отождествить себя с персонажем книги, у которого всё получается, который добивается своего – путём придания этому герою каких-либо своих признаков или просто подмены.
Появились книги-игры.
Итак, что же ищет человек, открывая книгу-игру? Он ищет себя, но таким, каким не может сделать в жизни.
Вся его беда в том, что он рад бы проскакать 40 лье на коне, но езде верхом не обучен; бросился бы в бурные воды переплывать Ла-Манш, чтобы спасти свою королеву, но речку Звонкую в родной деревне с трудом переплывает; пошёл бы во дворец кардинала, рискую головой, поговорить о судьбах Родины, но не знает французского языка. И даже хуже того: он готов стрелять из кремневого пистолета по негодяям-гвардейцам, но уже давно нет тех пистолетов и тех гвардейцев. Готов плыть на шхуне спасать принцессу, да принцессу уже спасли 300 лет назад и паруса в дырах. Только, когда открываешь окно на Финский залив и смотришь на ряды книг, от ветра почему-то слезятся глаза…
Перефразирую вопрос из одного известного фильма: Что каждый из нас берёт с собой в книгу-игру? Себя. И что он каждый раз выносит из книги-игры? Тоже себя, воплотившего или нет свои мечты. И, если философия – этот система идей, взглядов на мир и на место в нём человека, то вот что такое, на мой взгляд, философия книг-игр: это степень выражения идеального «я» отдельного человека в литературном образе главного героя, окружающего мира и их непосредственного взаимодействия.
Однако, чтобы человек-читатель захотел выразить себя через книгу-игру, перед ним должна ставится автором или соответствующая конечная цель (например, спасти принцессу), либо небольшие промежуточные цели (например, по дороге забить кучу гоблинов). В итоге, не важно будет ли это одна большая или много мелких, или всё вместе – главное, чтобы, зная, чего достигнет главный герой или уже достиг (кем он начинает игру), читателю захотелось бы достичь того же самого.
Автор данного обсуждения задал вопрос: как книги-игры могут служить средством оформления личного мировоззрения?
Для начала скажу, что большей частью они этому служить не могут. Точнее, оформить то они в какой-то степени могут мировоззрение, но, не сильно ругайтесь, это будет напоминать рассказ Роберта Шекли «Терапия»:
«Лицо Фолансби просветлело:
– Значит, исцеление возможно!
– Вы не поняли, – сказал Рэт. – Он излечится... от несуществующего марсианского психоза. Излечить то, чего на самом деле нет, значит создать фантастическую систему галлюцинаций…»
Применительно к нашему обсуждению: какой мне прок, что я научусь торговать с лунным карликом, пересчитывать драхмы в экю или знать, как подавать вино герцогу?
Если мир и окружение вымышлены, то и мировоззрение оформится вымышленное. Читатель может создать себе высокие моральные устои, но «работать» они будут где-нибудь в Забытых Мирах, Заброшенных Королевствах и Средиземье.
Вы усвоите, что орки злые, но им можно посочувствовать, а гномы добрые и иногда жадные. Но толку то от этого?
Вывод: Книги-игры востребованы людьми с уже сложившимся мировоззрением в той его части, которая касается сюжета книги-игры. Причём, читая книгу-игру, люди ищут в ней не нравственные поучения, а свой вариант достижения поставленной цели для создания себе мысленно того идеального образа, который им недоступен в реальной жизни.
Создается противоречие:
Книга-игра может служить средством оформления личного мировоззрения лишь в той мере, в которой она соответствует реальному миру. А для читателя книга-игра интересна лишь в той мере, в которой она позволяет удовлетворить его мечты об идеальном образе самого себя, который невозможно воплотить в реальном мире – то есть интересует в той мере, в которой она не соответствует реальному миру